Когда я стану старой теткой
И стервой злой наверняка
В кошмарных спущенных колготках,
К тому же чокнутой слегка,
Когда ходить я буду с палкой,
Чесать свой крючковатый нос,
Со старой выцветшей мочалкой
На голове вместо волос,
Ко мне негаданно нагрянет,
По злой иронии судьбы,
Мой долгожданный принц-засранец,
Мой гений чистой красоты.
Лишь глянет на меня вполглаза — И пропадет любовный пыл…
Ему прошамкаю: Зараза!
Подонок! Где ж ты раньше был?..?
… И он, кладя в стаканчик челюсть,
Вздохнет, иль пукнет,… иль икнет:
Промямлет тихо: Моя прелесть!
И к ножкам как кулек падет.
Я шел к тебе, терпя мученья,
Я тупо подвиги свершал,
Копил я злато и каменья,
И крохи знаний собирал.
И вот теперь тебя достоин!
Теперь, прЫнцесса, все твое!
… Ах, старый лысый глупый воин!
И что нам делать, е-мое??
…
У этой маленькой страшилки
Мораль мы все таки найдем:
Пока вы можете -ЛЮБИТЕ!
… а прЫнцев после подождем!!!
Когда я стану старой, я надену
одежду фиолетового цвета
и шляпу красную с широкими полями,
что не идёт мне и не по размеру,
и буду тратить пенсию на бренди
и летние перчатки, и ещё
атласные сандалии, а потом
скажу, что масло покупать у нас нет денег.
А если я устану, то усядусь
на тротуар, и яблоки с витрин
я буду красть, и нажимать на кнопки
звонков, и тарахтеть клюкой по доскам
и прутьям все заборов и оград.
Я отыграюсь за расчётливость и трезвость
моей приличной юности: я буду
гулять под ливнями в домашних тапках,
и собирать цветы в чужих садах,
и виртуозно научусь плеваться.
А ты сможешь носить свои рубахи
ужасные, и есть по три батона
копчёной колбасы на завтрак или, может,
наоборот — один лишь хлеб и чай
с рассолом всю неделю; собирать
пивные кружки и карандаши,
и мелочи в коробочках, и ручки.
Сейчас должны мы жить совсем иначе:
носить плащи, резиновые боты,
платить квартплату, штрафы и налоги,
на улицах не петь и не ругаться
и подавать пример хороший детям,
иметь друзей, чтоб пригласить к обеду
приличного кого-нибудь и чтобы
читать и обсуждать газеты с кем-то.
А может быть, попробовать мне стоит
уже сейчас, чтоб те, кто меня знает,
шокированы были бы не очень,
когда я вдруг состарюсь и надену
одежду фиолетовго цвета.
Комментарии (3)
RSS свернуть / развернутьuseruser
одежду фиолетового цвета
и шляпу красную с широкими полями,
что не идёт мне и не по размеру,
и буду тратить пенсию на бренди
и летние перчатки, и ещё
атласные сандалии, а потом
скажу, что масло покупать у нас нет денег.
А если я устану, то усядусь
на тротуар, и яблоки с витрин
я буду красть, и нажимать на кнопки
звонков, и тарахтеть клюкой по доскам
и прутьям все заборов и оград.
Я отыграюсь за расчётливость и трезвость
моей приличной юности: я буду
гулять под ливнями в домашних тапках,
и собирать цветы в чужих садах,
и виртуозно научусь плеваться.
А ты сможешь носить свои рубахи
ужасные, и есть по три батона
копчёной колбасы на завтрак или, может,
наоборот — один лишь хлеб и чай
с рассолом всю неделю; собирать
пивные кружки и карандаши,
и мелочи в коробочках, и ручки.
Сейчас должны мы жить совсем иначе:
носить плащи, резиновые боты,
платить квартплату, штрафы и налоги,
на улицах не петь и не ругаться
и подавать пример хороший детям,
иметь друзей, чтоб пригласить к обеду
приличного кого-нибудь и чтобы
читать и обсуждать газеты с кем-то.
А может быть, попробовать мне стоит
уже сейчас, чтоб те, кто меня знает,
шокированы были бы не очень,
когда я вдруг состарюсь и надену
одежду фиолетовго цвета.
mayor
Должна признаться, симпатичный Джин.
Такой эффектный, молодой мужчина,
И выполнить желанья предложил!
Ну, а какие у меня желанья?
Я и не очень верю в волшебство…
Но всё ж решила быть оригинальной,
И попросила ласково его:
«Ах, милый Джини, я мудрить не буду,
Мне ни к чему рубины, серебро.
Ты лучше вытри пол, помой посуду,
Почисть палас и вынеси ведро.
Погладь бельё, потом сходи на рынок,
Когда вернёшься – приготовь обед,
И надо б разморозить холодильник,
И что-нибудь придумать на десерт».
Крутился Джин, как белка в поговорке,
Разбил плафон, рассыпал порошок,
Поранил себе палец в кофемолке
И утюгом штаны свои прожёг.
И выдохся, упал на покрывало,
Не в силах ни творить, ни колдовать,
А я ему на ушко прошептала:
«Прими-ка душик, и пойдём в кровать».
Скривился Джин и с горькою ухмылкой:
«Помилуй, Госпожа, уже нет сил!»
И вдруг полез стремительно в бутылку,
И пробочку потуже закрутил…
adverta
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.